 (1).png)
Иван Сергеевич Тургенев родился 9 ноября (28 октября) 1818 года в имении Спасское-Лутовиново (бывшей Орловской губернии), в помещичьей семье.
Отец С.Н. Тургенев – полковник русской императорской армии, участник Отечественной войны 1812 года. Мать В.П. Лутовинова, властная и жестокая помещица-крепостница, держала в страхе не только подневольных крестьян, но и всю семью.
С 1829 года Тургенев воспитывался в немецком пансионе в Москве, в 1833 году поступил в Московский университет, через год перевёлся в Петербургский университет, где проучился до 1837 года на отделении словесности.
Продолжил образование в Берлине, где пробыл с 1838 по 1841 годы. Слушал лекции по классической филологии и философии. Начинал служить в министерстве внутренних дел. Постоянно находился в зависимости от решений матери, она ограничивала сына в средствах.
Писал стихи. Автор романтической поэмы «Стено», его первые лирические стихи были опубликованы в «Современнике» в 1838 году анонимно. Это была его первая публикация.
В 1843 году была опубликована его поэма «Параша», любовная история в духе романа «Евгений Онегин».
Знакомится с В.Г. Белинским (который благосклонно отозвался о поэме Тургенева) и другими петербургским литераторами – Н.А. Некрасовым, Д.В. Григоровичем, И.И. Панаевым.
Были написаны абстрактно-романтическая поэма в духе Лермонтова «Разговор», сатирическая поэма «Помещик» и поэма «Андрей» (1845).
В прозе создана повесть «Андрей Колосов» (1844). Пробовал свои силы и в драматургии – пьеса 1847 года «Где тонко, там и рвётся».
Поначалу произведения Тургенева не привлекли к себе внимания. Продолжил писать повести – «Бретёр», «Три портрета», создал пьесу «Безденежье».
В начале 1847 года Тургенев принял активное участие в создании журнала «Современник». Здесь был впервые опубликован его рассказ «Хорь и Калиныч», с подзаголовком «Из записок охотника». Рассказ имел большой успех и положил начало новому творческому стилю и языку Тургенева.
В 1844 году И.С. Тургенев познакомился с французской певицей испанского происхождения Полиной Виардо-Гарсиа. Сильное любовное чувство к ней он пронесёт через всю жизнь. Женщина была замужем, Тургенев мог быть только поклонником, другом. Трагическая невозможность личного счастья отразилась на всём его творчестве. Герой должен пройти поверку любовью – именно так проверяется человек в произведениях Тургенева.
В 1847 году вновь отправился в Германию, на этот раз сопровождая П. Виардо.
Следом за рассказом «Хорь и Калиныч» появились рассказы из того же охотничьего цикла, о простых крестьянах, о помещиках, о природе – «Касьян с Красивой Мечи», «Бежин луг», «Бирюк», «Мой сосед Радилов», «Однодворец Овсяников», «Два помещика» и другие. В 1852 году Тургенев вернулся в Россию, рассказы вышли отдельным изданием. Цензор, пропустивший книгу в печать, был уволен. Тургенев вновь оказался в центре внимания властей.
Совсем недавно он написал статью на смерть Гоголя, которую отказались публиковать в Петербурге из-за излишней «пышности» текста. И тогда некролог вышел в газете «Московские ведомости», в нарушение постановления цензоров. Разгневанный Николай I отправил писателя под арест. Именно в заключении был написан рассказ «Му-му». Затем писатель был на полтора года сослан в своё имение.
«Записки охотника» важны и своей социальной направленностью, и художественностью, особой поэтической манерой.
Расцвет творчества Тургенева пришёлся на период с 1853 года, когда был окончен срок его ссылки в Спасское-Лутовиново. В 1855 году написан роман «Рудин». Главный герой во многом автобиографичен, один из главных вопросов, задаваемых автором в произведении – каков путь и каковы действия образованного дворянина-современника. Особого успеха первый роман не имел.
Затем были написаны повести «Переписка» (опубликована в 1856) и «Ася» (1857). Роман «Дворянское гнездо» был опубликован в 1859 году, повесть «Первая любовь» – через год.
Все эти произведения объединены общей авторской мыслью.
Лаврецкий, герой романа «Дворянское гнездо», казалось бы, наметил план своей жизни, определился с действиями, однако его выполнению мешает любовная история женатого героя.
Художественный стиль Тургенева проникнут тонким психологизмом, созерцателен и лиричен. Композиционный центр – любовная интрига, которая углубляет конфликт героев, борьбу их идей. Охват событий – частный семейный, глобальные социальные проблемы здесь разрешать не требуется.
Новый роман «Накануне» (1860) должен был бы предложить нового героя. Не найдя его среди русских, Тургенев предлагает Дмитрия Инсарова, он болгарин, который борется за независимость своей страны. Инсаров влюблён в русскую девушку Елену Страхову. Она готова следовать за ним на Балканы, но этого недостаточно. Цена слишком велика. Герой умирает.
В лице героев романа «Отцы и дети» (1862) схлестнулись взгляды либералов и революционных демократов. Тургенев считал, что его роман поможет различным силам найти общее. Полемика была очень бурной, даже грубой. Особенные споры разгорелись вокруг фигуры Базарова. Укоряли Тургенева и в принижении роли «отцов», старшего поколения.
В 1864–1865 годах за границей, на собственной вилле в Баден-Бадене Тургенев написал «таинственную» повесть «Призраки» и прозаическую элегию «Довольно». На этом он планировал закончить свою деятельность как литератор.
Роман Тургенева «Дым» (1867) значительно отличается от предыдущих романов писателя. В нём показана жизнь русского общества на немецком курорте Баден-Баден, в которой мало подлинного смысла. Герой романа Литвинов возвращается домой, и вот каково его настроение: «Всё вдруг показалось ему дымом, всё, собственная жизнь, русская жизнь – всё людское, особенно всё русское».
Западнические настроения автора настроили против него русских читателей и литераторов всех общественных и политических течений.
Последний роман Тургенева «Новь» (1876) посвящён народничеству. В центре – столкновение разных партий и течений, революционных и консервативных. Роман прозвучал на злобу дня.
Поздние произведения Тургенева – его «Стихотворения в прозе». Часть была опубликована в 1882 году (цикл прозаических миниатюр «Senilia» («Старческое», 1882), остальные вышли уже после смерти автора. В них отразились мысли о Родине, о любви, о человеческом существовании, в котором, казалось бы, не много смысла, однако в жизни есть место и жертве, и подвигу, и вдохновенному страданию.
Также Тургенев создал ряд повестей о любви и «таинственных повестей»: «Фауст» (1856), «Вешние воды» (1874), «Песнь торжествующей любви» (1881), «Клара Милич» (1883). Любовь в представлении Тургенева – это болезнь, стихия, против которой человек не в силах устоять.
Автор семейных хроник «Бригадир» (1868) и «Степной король Лир» (1870).
За границей многое делал для того, чтобы русскую литературу читали и знали за пределами страны. По Родине Тургенев тосковал всегда, и особенно в последние годы жизни. «Меня не только тянет, меня рвёт в Россию», – написал он в 1882 году.
Умер на юге Франции, в Буживале. Тело было перевезено в Петербург, проводить писателя на Волковское кладбище в день похорон пришло огромное количество народу.
И.С. Тургенев – выдающийся стилист XIX века, «мастер языка», тонкий психолог. Сам для себя писатель выделял такие человеческие качества и творческое состояние как «простота, спокойство, ясность линий, добросовестность работы».
Интересны свойства Тургенева-психолога в его произведениях: он не описывал впрямую чувства и мысли персонажей, он предоставлял возможность читателю определить их по внешним человеческим проявлениям.
Произведения И.С. Тургенева любят и ценят не только в России, но и за рубежом, по всему миру сделано более ста экранизаций.
А вот что И.С. Тургенев писал о своём литературном труде: «Сочинять я никогда ничего не мог. Чтобы у меня что-нибудь вышло, надо мне постоянно возиться с людьми, брать их живьем. Мне нужно не только лицо, его прошедшее, вся его обстановка, но и малейшие житейские подробности. Так я всегда писал, и все, что у меня есть порядочного, дано жизнью, а вовсе не создано мною. Настоящего воображения у меня никогда не было».
Иван Тургенев, «Хорь и Калиныч», рассказ, фрагмент, начало
(комментарии опущены)
Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью… И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.
В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком. Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один я тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну; заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба – грибами, макароны – порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции. Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.
В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.
– До меня верст пять будет, – прибавил он, – пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)
– А кто такой Хорь?
– А мой мужик… Он отсюда близехонько.
Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.
– А, Федя! Дома Хорь? – спросил его г-н Полутыкин.
– Нет, Хорь в город уехал, – отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. – Тележку заложить прикажете?
– Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.
Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов. Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске. Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом. Мы вышли. Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца. Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» – заметил Полутыкин. «Все Хорьки, – подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, – да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем за город… Смотри же, Вася, – продолжал он, обращаясь к кучеру, – духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!» Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди. «Подсадить Астронома!» – торжественно воскликнул г-н Полутыкин. Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы покатили. «А вот это моя контора, – сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик, – хотите зайти?» – «Извольте». – «Она теперь упразднена, – заметил он, слезая, – а все посмотреть стоит». Контора состояла из двух пустых комнат. Сторож, кривой старик, прибежал с задворья. «Здравствуй, Миняич, – проговорил г-н Полутыкин, – а где же вода?» Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами. «Отведайте, – сказал мне Полутыкин, – это у меня хорошая, ключевая вода». Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, – заметил мой новый приятель. – В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену». Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.
– Скажите, пожалуйста, – спросил я Полутыкина за ужином, – отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?
– А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк платить хороший. – «Да зачем тебе селиться на болоте?» – «Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». – «Пятьдесят рублев в год!» – «Извольте». – «Да без недоимок у меня, смотри!» – «Известно, без недоимок…» Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.
– Ну, и разбогател? – спросил я.
– Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету… Да, как бы не так!..
На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту. Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» – «Сейчас, батюшка, сейчас, – раздался голос со двора, – лапоть подвязываю». Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой. Это был Калиныч. Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда. Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог. Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду. Ходил он нескоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой. В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком. Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса. Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот. Мы запили прозрачный теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев.
Автор статьи: Великанова Юлия.
