.png)
Валентин Саввич Пикуль родился 13 июля 1928 года в Ленинграде, в семье рабочего.
В 1940 году семья переехала в город Молотовск (Северодвинск), Валентин занимался в кружке «Юный моряк». В 1941 году, уехав к бабушке в Ленинград на каникулы, мать с сыном с началом войны были вынуждены остаться в Ленинграде, пережили здесь первую блокадную зиму.
Отец в 1941 году был призван на фронт и оказался в Архангельске, где стал батальонным комиссаром Беломорской военной флотилии. Весной 1942 года Валентин, в состоянии истощения, больной цингой, был вывезен с матерью по «Дороге жизни», они были эвакуированы в Архангельск.
Под Сталинградом отец писателя погиб (по другим сведениям, пропал без вести), после чего сын ушёл из дома, учился в школе юнг, с 15 лет служил на Северном флоте.
Летом 1945 года Валентин Пикуль был направлен в Ленинградское военно-морское подготовительное училище, через год его отчислили из-за неуспеваемости. После чего Пикуль принял решение учиться и затем посвятить свою жизнь литературе. К тому времени уже писал стихи и рассказы.
Самостоятельно изучал историю и литературу, был участником литературных кружков Веры Кетлинской и объединения молодых писателей под руководством Всеволода Рождественского в Ленинграде.
В то же время занимал руководящую должность в отряде водолазов, затем работал в пожарной части.
В 1950 году в альманахе «Молодой Ленинград» были опубликованы его рассказы «На берегу» и «Женьшень».
Немного ранее возник замысел его первого романа «Курс на солнце». Роман был трижды переписан, но автор так его и не принял сам у себя. Затем был написан второй роман, и тоже – неудачный, по мнению автора. «Обозлясь на весь мир», Пикуль создал третью книгу, это был роман «Океанский патруль». Речь в нём шла о войне в Заполярье, на Кольском полуострове. В 1954 году роман вышел в издательстве «Молодая гвардия». После публикации Пикуль был принят в Союз писателей СССР.
Начав с темы Великой Отечественной войны и с истории Русского Севера, Пикуль стал серьёзно изучать историю Отечества. Первый исторический роман Валентина Пикуля «Баязет» вышел в 1961 году. Речь в нём идёт о героической русской обороне Баязетской крепости во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов.
Уже через год, в 1962 году был готов роман «Париж на три часа» – о событиях эпохи Наполеона.
В том же 1962 году В. Пикуль переехал в Ригу.
В 1972 году вышел роман «Пером и шпагой», есть у Пикуля ещё две книги, посвящённые событиям XVIII века – «Слово и дело» (1974–1975) и «Фаворит» (1984).
О русско-японской войне автор рассказывает в четырёх романах, составивших своеобразный цикл, – «Богатство» (1977), «Три возраста Окини-сан» (1981), «Крейсера» (1985), «Каторга» (1987).
Среди других книг В. Пикуля – роман «На задворках великой империи» (в двух книгах, 1964–1966), «Звезды над болотом» (1972), «Моонзунд» (1973), «Битва железных канцлеров» (1977), «У последней черты» (1979).
Автор множества статей.
Писал исторические миниатюры – рассказы-эссе о значительных событиях и исторических личностях. Всего их создано более ста – об истории России и других стран, об искусстве, военном флоте, о людях на войне. В 1976 году вышел сборник миниатюр В. Пикуля «Из старой шкатулки».
Известно, что у Валентина Пикуля была огромная библиотека – более 10 тысяч томов. Приступая к новому роману, он подолгу изучал литературу на нужную тему, в том числе иностранную, в переводе. Работал в архивах. Консультировался с историками.
Подробно изучив биографию всех значимых персонажей, писатель заводил на каждого карточку в своей картотеке. У него накопилось более тысячи карточек, где фиксировалась важная информация о героях.
Пикуль создал свой вид историко-приключенческого романа, в котором историческая хроника с участием ярких личностей с интересной судьбой сочетается с увлекательным динамичным сюжетом и романтической линией. Да, в большинстве случаев писатель достаточно вольно излагал российскую историю.
Однако критики обвиняли Пикуля в том, что его произведения малохудожественны, стиль и сюжеты не проработаны и тяжеловесны. Историки находили в его произведениях фактологические искажения и ошибки.
Советским документальным источникам писатель доверял не всегда, у него был свой взгляд на исторические события. Это нередко вызывало негативное отношение к писателю.
В 1979 году в журнале «Наш современник» был опубликован фрагмент исторического романа В. Пикуля «Нечистая сила» («У последней черты» в журнальном варианте) – о жизни в России накануне революции 1917 года. Главный герой романа – Григорий Распутин. Утверждали, что автор допустил в этом романе целый ряд исторических неточностей, ситуация вылилась в публичный скандал.
Вплоть до своего ухода из жизни в 1990 году Пикуль работал над своим последним произведением – романом «Барбаросса», посвящённом провалу одноимённой военной операции по захвату европейской части СССР в начале Второй мировой войны. Писатель успел закончить значительную часть первого тома задуманной им эпопеи.
По собственному признанию, Пикуль стал писателем «благодаря разносторонности интересов». Предпочитал называть себя литератором, не писателем.
В 70-е–80-е годы XX века читательский интерес к романам Пикуля был огромен. Критикам недоставало достоверности и исторической точности, а читателей неизменно привлекали приключенческий жанр, участие исторических личностей, патриотический настрой писателя, живое и занимательное повествование.
Пикуль создал более 30 романов и множество исторических миниатюр, в черновиках остался целый ряд нереализованных замыслов. Уже при жизни писателя общий тираж его книг в СССР составил примерно 20 миллионов единиц, а к 2007 году достиг полумиллиарда экземпляров.
Среди наград писателя – Государственная премия РСФСР имени М. Горького и два ордена Трудового Красного Знамени.
Важно, что все произведения Валентина Пикуля наполнены патриотическим настроением, гордостью за Россию и русский народ, в первую очередь, за русских офицеров.
Вот как заканчивается одно из лучших произведений писателя, – роман «Пером и шпагой»: «Были люди до нас, теперь есть мы, будут и после нас. Воин русский на поле Куликовом – это воин при Кунерсдорфе. Воин при Кунерсдорфе – это воин на поле Бородинском. Воин на поле Бородинском – это воин на Шипке. Воин на Шипке – это защитник Брестской крепости…
Изменились идеи, другими стали люди. Но родина у них по-прежнему одна – это мать-Россия; и во все времена кровь проливалась во имя одного – во имя русского Отечества. Мы не провожали в поход павших на поле Куликовом. Не нас разбудили рыдания Ярославны.
Мы не знаем имен, замерзших на Шипке… И все-таки мы их – знаем! Да, мы их помним, мы их видим, мы их слышим, мы их никогда не забудем. Ибо это наши предки, читатель.
В истории есть голос крови. Этот голос ко многому нас обязывает. Не будем искать славы для себя».
Валентин Пикуль, Пером и шпагой
роман, фрагмент, начало
Плох тот народ, который не помнит, не ценит
и не любит своей истории!
В.М. Васнецов
В ночь на 21 марта 1810 года французскому консулу при Сент-Джемском дворе, барону Сегье, крупно везло. Он играл в доме леди Пэмброк-Монтгомери, урожденной графини Воронцовой, лихорадочно делая ставки на удвоение.
Время было уже далеко за полночь, когда лакей, обнося игроков крепким чаем, протянул Сегье поднос, на котором лежало письмо:
– Курьер из посольства. Извольте, барон.
Поглощенный выигрышем, консул наспех рванул конверт:
– Извините, господа. Я не задержу вас…
И вдруг вскочил, отбросив карты (и все заметили, что удачливый Сегье играл совсем без козырей).
– Война? – переглянулись русские. – Опять война?
– Нет, нет, – утешил их Сегье, чем-то взволнованный.
Легкомысленная красавица Екатерина Багратион, которая, колеся всю жизнь по Европе, давно уже забыла и мужа и отечество, вдруг раскапризничалась:
– Барон, вы меня интригуете, и я не смогу отыграться…
Консул глянул на рассыпанные перед ним карты:
– Прошу прощения, я вынужден срочно покинуть вас.
Семен Романович Воронцов (отец хозяйки дома) спросил француза небрежно, с равнодушием старого прожженного дипломата:
– Что случилось, дорогой Сегье?.. – Воронцов сделал паузу. – Ежели это не секрет?.. – Опять пауза. – Секрет вашего строптивого императора?
– Господа! – объявил консул. – Секрета никакого нет… Только что отошла в лучший мир девица и кавалер Женевьева де Еон, которая в молодости была послом Версаля при таких высоких дворах, как Санкт-Петербургский и Сент-Джемский!
Лица игроков вытянулись.
– Я уже забыл про эту кляузную старуху, – удивился лорд Пэмброк, фыркнув. – Ах, сколько было шуму из-за этой женщины!..
Посольский кеб, стуча колесами по камням, довез Сегье до пустынной улочки Нью-Уилмен; дежурный констебль поднял фонарь, присматриваясь:
– Кто идет? Отзовитесь…
Сегье захлопнул за собой лакированную дверцу кеба:
– Идет консул Наполеона – императора всех французов!
Полицейский услужливо осветил фонарем подъезд дома – черный, как провал рудничного штрека, давно заброшенного. В пролете лестницы из-под ног Сегье шарахнулась бездомная кошка. Шаткие перила колебались над темью колодца.
На площадке верхнего этажа вдруг брызнуло светом из раскрытых дверей.
– Прибыл консул, – возвестил констебль. Королевский хирург, сэр Томас Кампеланд, раскрыл саквояж и, засучив рукава, натянул длинные шелковые перчатки.
– Великолепно, – сказал он. – Во имя закона и справедливости приступим к осмотру, пока бренное тело покойницы еще хранит тепло прошлой жизни…
Барон Сегье осмотрелся. Бог мой! Он даже не знал, что девица де Еон, этот таинственный дипломат и забытая писательница Франции, жила в такой отвратительной бедности. Почти голые стены, холодный камин, заброшенное рукоделие на пяльцах.
И всюду – шпаги, шпаги, шпаги!..
К нему подошла мадам Колль – приживалка покойницы.
– Когда это случилось? – шепотом спросил ее консул.
– Около полуночи, месье.
– Бумаги, – намекнул Сегье. – Бумаги… где?
Мадам Колль кивнула в угол. Там лежал большой узел, завернутый в шкуру медведя, до полу свисали печати короля и пахло сургучом. Англичане – опередили. «Как всегда…» Впрочем, в этой поспешной описи имущества ничего не было удивительного, ибо полиция Лондона давно подозревала покойницу в чеканке фальшивых денег…
– Внимание! – провозгласил Кампеланд. – Понятых, прокурора и консула прошу сюда подойти… Ближе, ближе.
Сегье шагнул к неряшливой постели, на которой лежала маленькая, но величавая покойница с желтым личиком. Тонкие губы старухи еще хранили предсмертную улыбку, и один глаз ее тускло взирал на любопытных гостей.
– Начинаем, – сказал хирург.
– Постойте, сэр! – остановил его прокурор и повернулся к понятым. – Джентльмены, – произнес он, взмахнув шляпой, – надеюсь, вам известно то высокое официальное положение, какое прежде занимала в этом мире покойница. А потому прошу отнестись к процедуре осмотра со всем вниманием… Начинайте, сэр!
– Извольте, – ответил Кампеланд, и с покойницы слетело тряпье одеял, пошитых из цветных лоскутьев; затем нищенские юбки взлетели кверху, обнажая стройные мускулистые ноги. – Смотрите!..
И барон Сегье подхватил мадам Колль, которая вдруг рухнула в обморок.
– Все ясно, – сказал врач, сбрасывая перчатки, – покойница никогда и не была женщиной… Можете убедиться сами: великий пересмешник Бомарше был одурачен, и он (ха-ха!) напрасно предлагал ей руку и сердце.
Мадам Колль с трудом обрела сознание:
– Но я-то, господа… я ничего не знала. Клянусь!
Барон Сегье был растерян более других:
– Что же мне отписать в Париж императору?
И, захлопнув саквояж, грустно усмехнулся Кампеланд:
– Что видели, то и опишите, господин консул…
На рассвете к смертному ложу де Еона подсел с мольбертом художник, и через несколько дней книготорговцы Лондона выбросили на прилавки свежие оттиски гравюр. Эти гравюры были не совсем приличны с точки зрения моего современника, но тогда, в самом начале прошлого столетия, они красноречиво убеждали всякого, что кавалерша де Еон была мужчиной. «И без всякой примеси иного пола!» – как гласило официальное заключение, заверенное понятыми и нотариусом. Тайна мистификации секретной дипломатии XVIII века, казалось, была разрешена навсегда.
Но это только казалось.
И когда отгремели наполеоновские войны, человечество вдруг снова вспомнило о «девице де Еон».
Горячился и Дюма-отец (еще молодой, еще не отец).
– Англичане плуты! – вещал Дюма. – Кой черт – мужчина? И здесь нас провели… Конечно – женщина, да еще невинная, будь я проклят! Неужели же автор «Фигаро», сам великий прохвост, мог так ошибаться? И девица де Еон, этот бесстрашный драгун в юбке, ведь дала же согласие на брак с ним. Хороша была бы их первая ночка, если бы Бомарше напоролся на мужчину! Нет, друзья, англичане – плуты известные, но мы, французы, не дадим себя одурачить. Так о чем разговор?
В основном разговор пойдет о секретной дипломатии. Пусть грохочет оружие и стучат котурны женских туфель; пусть трещат, заглушая пальбу мушкетов, старомодные равбы статс-дам, а пудра столбом летит с дурацких париков. Пусть…
Дорогой друг и читатель, наберемся мужества: кареты уже поданы, и нас давно ждут в Версале.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. ПОДСТУПЫ
ЗАНАВЕС
Это было время войн, еретичества и философии…
Когда границы Европы, такие путаные, определяли свои контуры, едва-едва схожие с современными.
Германии еще не было как единого государства, но Пруссия существовала, тревожа мир замыслами своих агрессий.
Это была сильная держава, и ее – боялись.
Колониальные войны уже начались.
Англия, разбогатев на торговле, укрепляла традиции своей политики; в ней хозяйничал Питт-старший, сколачивая, как корабль, громоздкую Британскую империю.
Читались научные трактаты, смаковался разврат и громыхали пушки. Сотни людей обогащались на торговле неграми, а потом, меценатствуя, умирали в нищете, всеми забытые.
В дворцах и хижинах свирепствовала оспа, одинаково уродуя лица принцесс и базарных торговок. Не верьте воздушным прелестям портретов былого – их оригиналы были корявыми!
Пираты делались адмиралами и пэрами Англии, а нелюдимые рыцари Мальтийского ордена вели затяжную войну с алжирскими корсарами.
Инквизиция еще не была уничтожена; площади городов украшали распятия и виселицы; людей клеймили каленым железом.
А на Москве поймали как раз Ваньку Каина, и он пел свои озорные песни, позже ставшие «народными».
Крепости уже не имели тогда прежнего значения – их научились обходить. Но считалось за честь взять крепость штурмом. Города же имели ключи, и сдавали их победителю на атласной подушке.
Мужчины носили треуголки под локтем, а головы пудрили. Пудра была разных оттенков (даже голубая). Держалась мода на фижмы – и поголовье гренландского кита беспощадно выбивалось ради идеальной стройности женских талий. Корсеты вздыбливали груди тогдашних красавиц, слегка и небрежно прикрытые цветами.
А в горах Вогеза доживали свой век последние медведи.
Бедняки Европы уже ели картофель, но в России им лакомились пока вельможи. Свиньи служили гурманам, натасканные выискивать гнезда трюфелей. Люди садились за стол с осторожностью, ибо искусство отравления было доведено до совершенства.
Вольтер успел себя прославить, а в России парил пламенный и честный Сумароков. Рокотов и Левицкий начинали пробовать свои кисти, но Антропов уже казался устарелым.
Герцог Бирон находился в ссылке, и корона герцогства Курляндского считалась – якобы! – свободной.
Воинственная Польша носила патриотический кунтуш, но имела на троне саксонского курфюрста Августа III.
Крым – под пятою ханов – был подвластен Порте, и в Бахчисарае источал слезы фонтан (еще никем не воспетый).
А в Запорожской Сечи буянили чубатые «лыцари».
Самым сильным флотом все признавали флот английский.
Русская артиллерия и тогда была передовой в мире.
Париж диктовал свои вкусы, и моды часто менялись.
Макиавелли был настольной книгой политиков; и был разгар секретной дипломатии – королей и канцлеров, интриг и подкупов.
Плащ и кинжал! Раскрытое письмо и замочная скважина…
Автор статьи: Великанова Юлия.
