.png)
Генрик Иоганн Ибсен (Henrik Johann Ibsen) родился 20 марта 1828 года в норвежском городе Шиене (Скиене), в семье богатого судовладельца. В 1836 году отец разорился.
Со школьных лет проявлял способности к писательству, но больше грезил живописью. Денег на учёбу не было. В 16 лет Генрик становится учеником аптекаря, это давало возможность помогать семье. В аптеке он проработал пять лет.
При этом хотел заниматься литературой. Во время революционных событий в Европе и в частности в родной стране (1848–1849) были созданы первые стихи Ибсена. Это были патриотические воззвания к мадьярам, в них поэт «заклинал их бороться за свободу и человечество и не уступать в справедливой борьбе против тиранов».
Собирался поступить в медицинскую академию, но его не приняли.
Первая его драма «Катилина» была написана в 1850 году, Ибсен надеялся на удачу своего первого детища, но её приняли очень сдержанно. Её тема – всё то же тираноборчество, о котором Ибсен писал в стихах.
В 1850 году в Кристиании (в те годы столица Норвегии) была поставлена пьеса Ибсена «Богатырский курган».
В 1851 Ибсен, О. Винье и Батен-Ганзен стали издавать еженедельный сатирический листок оппозиции «Manden» (Человек). В том же 1851 году он возглавил первый национальный норвежский театр в Бергене. Ежегодно он должен был написать пьесу для этого театра. В 1857 году переехал в Кристианию, где руководил артистической частью Норвежского национального театра.
Проработав в театре девять лет в качестве режиссёра, декоратора, администратора, Ибсен в полной мере овладел театральной спецификой.
Норвежская критика была настроена к драматургу крайне критично. Ему пришлось уехать из Норвегии. С 1864 по 1891 годы Ибсен прожил за границей, в Италии и Германии (Рим, Дрезден, Мюнхен). В Норвегии бывал время от времени. Его пьесы вызывали интерес во всей Европе.
Ибсен создал ряд исторических пьес на национальном материале, пронизанных духом романтизма. Первую большую известность Ибсену принесли философско-символические драмы «Бранд» (1866) и «Пер Гюнт» (1867).
Это объёмные сочинения с большим количеством персонажей, написаны в стихах. События разворачиваются на севере Скандинавии, в сельской местности.
Заглавный герой драматической поэмы «Бранд» стремится к своему идеалу (внутреннее совершенство и внутренняя свобода), и ничто не в силах его остановить. Бранд – героическая личность в окружении отнюдь негероической действительности.
«Пер Гюнт» – по сути поэма, очень сложная для постановки. Требуется много декораций, поскольку она состоит из множества коротких сцен, в новом месте каждая.
Многие мотивы пьесы и имя героя берут начало в норвежском эпосе, хвастливый охотник борется с нечистью. Фольклорные мотивы звучат в забавных историях героя, затем Пер Гюнт сравнивает себя с троллем (человекоподобным мифическим существом из скандинавской мифологии). Позже он оказывается в царстве троллей, едва не занимает трон.
Мудрость троллей заключается в том, что человек должен стать самим собой. Перу Гюнту это так и не удаётся.
Герой Ибсена – человек первой половины XIX века, и ему присущи черты современников драматурга. Суть характера и поступков Пера Гюнта в умении приспособиться к любым обстоятельствам, избежать любых неприятностей.
Литературовед В. Рыбаков так пишет о финале жизни героя Ибсена: «… в старости, возвратившись из долгих странствий в Норвегию, он встречает Пуговичного мастера с плавильным ковшом. Поскольку Пер Гюнт не совершил ничего по-настоящему хорошего или плохого, его нельзя отправить ни в рай, ни в ад, и Господь велел его переплавить, чтобы, смешав с другими такими же, использовать в качестве материала для дальнейшего творения».
Спасти от ужасной участи героя может лишь доказательство того, что хотя бы раз в жизни он сумел побыть самим собой. Ему помогает возлюбленная, Сольвейг.
Следом была создана историческая философская драма «Кесарь и Галилеянин» (1873) о Юлиане-отступнике.
Затем Генрик Ибсен начинает в своём творчестве формировать новые формы драматургии, создавая так называемые новые драмы – предтечи психологической и интеллектуальной драмы в театре XX века.
В пьесах Ибсена 70-х–80-х годов в скромных декорациях действуют современные состоятельные норвежцы. На протяжении пьесы персонажи раскрываются всё глубже и сильнее, раскрываются тайны – значимые факты из прошлого, работает подтекст. Главных сюжетных линий в пьесах Ибсена, как правило, несколько, к концу пьесы они самым тесным образом переплетаются, приводя к конфликтам.
Важное место в пьесах автор отводит описанию декораций и сценического решения.
Были написаны пьесы «Столпы общества» (1877), «Кукольный дом» (1879), «Привидения» (1881), «Враг народа» (1882), «Дикая утка» (1884), «Росмерсхольм» (1886), «Женщина с моря» (1888), «Гедда Габлер» (1890), «Строитель Сольнес» (1892), «Маленький Эйольф» (1894), «Йун Габриэль Боркман» (1896), «Когда мы, мёртвые, пробуждаемся» (1899).
Основные темы Ибсена: двуличие и фальшь – внешнее благополучие семьи становится ширмой для глубокой несчастливости, а порой и трагедии; ложная мораль современного общества, при которой от человека требуется слепо следовать правилам и представлениям, часто не задумываясь о смысл и последствиях. С годами всё больше внимания драматург уделяет исследованию внутреннего мира своих персонажей, его сознания и подсознания.
Некоторые конфликты развиваются из-за денежных вопросов. Как, например, в известной пьесе Ибсена «Кукольный дом». Однако по ходу действия быстро становится ясно, что деньги – лишь повод для того, чтобы раскрылись более глубинные мотивы героев, супружеской пары Хельмер. Нора Хельмер была вынуждена подделать подпись на кредитном документе, когда её муж был серьёзно болен, и требовались средства на лечение. Теперь Хельмера шантажируют этим, и он обрушивает на жену все возможные обвинения, собирается принять серьёзные меры: лишить «порочную» мать возможности общения с детьми. Шантажист меняет свою тактику, извиняется и исчезает, но семейная жизнь в семье Хельмеров уже дала трещину, у Норы словно бы раскрылись глаза на её реальное положение.
Во многих случаях герой в итоге вынужден принять трудное для себя решение. Нора Хельмер, несмотря на уговоры мужа, покидает свой «кукольный дом» и семью.
Пьесы Ибсена наполнены символическим смыслом, что определяет их отличие от социальной драмы. Пейзаж выступает отражением внутреннего состояния и настроения персонажей.
Драматург разрабатывает тему «сильного человека», обходится со своими героями без жалости.
Пьесы Ибсена на современном материале стали источником сюжетов, образов и тем, которые многократно разрабатывались в европейской драматургии в дальнейшем. Александр Блок в своём исследовании 1908 года «Генрик Ибсен» назвал его творчество «великой книгой жизни».
В той или иной мере Г. Ибсен повлиял на творчество Б. Шоу, А. Стриндберга, Г. Гауптмана, М. Метерлинка.
В России на рубеже XIX-XX веков творчество Г. Ибсена было очень популярно. Пьесы шли на лучших сценах Москвы и Санкт-Петербурга: «Враг народа» («Доктор Штокман») во МХАТе, 1900; «Кукольный дом» в Театре В. Ф. Комиссаржевской, 1904; «Привидения» в Малом театре, 1909.
«Пер Гюнт» чаще можно увидеть в концертном исполнении, на музыку Э. Грига.
Главное, что делает в своих пьесах Ибсен и что никогда не потеряет своей актуальности, – напоминает о том, что каждый человек несёт моральную ответственность за тот нравственный выбор, который он делает в своей жизни.
О жизни и творчестве Г. Ибсена написана книга Бьёрна Хеммера «Ибсен. Путь художника» (2010). В конце есть такие слова: «… в центре внимания Ибсена остается человек. А главным является вопрос о том, что человек делает со своей жизнью и в своей жизни.
Этот вопрос Ибсен задавал на протяжении всего своего творчества. Он стремился «пробудить и индивида, и человеческое сообщество в целом к свободе и самостоятельности». Таким образом, он произвел революцию в интеллектуальной жизни Норвегии – возможно, в большей степени, чем мы осознаём. Он сумел это сделать благодаря тому, что его вопрос был обращен к конкретному человеку…».
Генрик Ибсен, Кукольный дом
(пьеса, фрагмент, начало)
Перевод А. и П. Ганзен
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Адвокат Хельмер
Нора, его жена
Доктор Ранк
Фру Линне
Частный поверенный Крогстад
Трое маленьких детей четы Хельмер
Анна-Мария, их нянька
Служанка в доме Хельмера
Посыльный
Действие происходит в квартире Хельмера.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплетах.
На полу ковер. В печке огонь. Зимний день.
В передней звонок. Немного погодя слышно, как дверь отпирают. Из передней в комнату входит, весело напевая, Нора, в верхней одежде, нагруженная ворохом пакетов и свертков, которые она складывает на стол направо. Дверь в переднюю остается открытой, и там виднеется посыльный, принесший елку и корзину, которые он отдает служанке, отворившей дверь.
Н о р а. Хорошенько припрячь елку, Элене. Дети не должны увидеть ее раньше вечера, когда она будет украшена. (Посыльному, вынимая портмоне.) Сколько?
Посыльный. Пятьдесят эре!
Нора. Вот крона... Нет, оставьте себе все.
Посыльный кланяется и уходит. Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим, довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько штучек. Осторожно идет к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается.
Да, он дома. (Снова напевает, направляясь к столу.)
X е л ь м е р (из кабинета). Что это, жаворонок запел?
Н о р а (развертывая покупки). Он самый.
X е л ь м е р. Белочка там возится?
Н о р а. Да!
X е л ь м е р. Когда же белочка вернулась?
Н о р а. Только что. (Прячет мешочек с печеньем в карман и обтирает себе губы.) Поди сюда, Торвальд, погляди, чего я накупила!
X е л ь м е р. Постой, не мешай. (Немного погодя открывает дверь и заглядывает в комнату, держа перо в руке.) Накупила, говоришь? Все это?.. Так птичка опять улетала сорить денежками?
Н о р а. Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немножко раскутиться. Это ведь первое рождество, что нам нет нужды так стеснять себя.
X е л ь м е р. Ну и мотать нам тоже нельзя.
Н о р а. Немножко-то можно! Правда? Самую чуточку! Тебе ведь положили теперь большое жалованье, и ты будешь зарабатывать много-много денег.
X е л ь м е р. Да, с нового года. Но выдадут мне жалованье только через три месяца.
Н о р а. Пустяки! Можно занять пока.
X е л ь м е р. Нора! (Подходит и шутливо берет ее за ушко.) Опять наше легкомыслие тут как тут. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши – и готово.
Н о р а (закрывая ему рот рукой). Фу! Не говори таких гадких вещей.
X е л ь м е р. Нет, ты представь себе подобный случай,- что тогда?
Н о р а. Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно – есть у меня долги или нет.
Х е л ь м е р. Ну, а для людей, у которых я бы занял?
Н о р а. Для них? А чего о них думать! Ведь это же чужие!
Х е л ь м е р. Нора, Нора, ты еси женщина! Но серьезно, Нора, ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Никаких долгов! Никогда не занимать! На домашний очаг, основанный на займах, на долгах, ложится какая-то некрасивая тень зависимости. Продержались же мы с тобой, храбро до сегодняшнего дня, так уж потерпим и еще немножко, – недолго ведь.
Н о р а (отходя к печке). Да что же, как хочешь, Торвальд.
Х е л ь м е р (за нею). Ну, ну, вот птичка и опустила крылышки. А? Белочка надулась. (Вынимает портмоне.) Нора, как ты думаешь, что у меня тут?
Н о р а (оборачиваясь, живо). Деньги!
Х е л ь м е р. Вот тебе! (Подает ей несколько бумажек.) Господи, я ведь знаю, мало ли в доме расходов на праздниках.
Н о р а (считая). Десять, двадцать, тридцать, сорок. Спасибо, спасибо тебе, Торвальд. Теперь мне надолго хватит.
Хельмер. Да, уж ты постарайся.
Н о р а. Да, да, непременно. Но поди сюда, я тебе покажу, что я накупила. И как дешево! Гляди, вот новый костюм Ивару и сабля. Вот лошадка и труба Бобу. А вот кукла и кукольная кроватка для Эмми. Простенькие, но она все равно их скоро поломает. А тут на платья и передники прислуге. Старухе Анне-Марии следовало бы, конечно, подарить побольше...
Хельмер. А в этом пакете что?
Н о р а (вскакивая). Нет, нет, Торвальд! Этого тебе нельзя видеть до вечера!
Х е л ь м е р. Ну-ну! А ты вот что скажи мне, маленькая мотовка, что ты себе самой присмотрела?
Нора. Э, мне ровно ничего не надо.
Х е л ь м е р. Разумеется, надо! Назови же мне теперь что-нибудь такое разумное, чего бы тебе больше всего хотелось.
Н о р а. Право же, не надо. Или послушай, Торвальд...
Хельмер. Ну?
Н о р а (перебирая пуговицы его пиджака и не глядя на него). Если уж ты хочешь подарить мне что-нибудь, так ты бы... ты бы...
Хельмер. Ну, ну, говори же.
Н о р а (быстро). Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях и купила себе на них что-нибудь.
Хельмер. Нет, послушай, Нора...
Н о р а. Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело?
Х е л ь м е р. А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками?
Н о р а. Знаю, знаю, – мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А?
Х е л ь м е р (улыбаясь). Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что-нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться.
Нора. Ах, Торвальд...
Х е л ь м е р. Тут спорить не приходится, милочка моя! (Обнимает ее.) Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка.
Н о р а. Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю, сколько могу.
Х е л ь м е р (весело). Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь.
Н о р а (напевает и улыбается). Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд!
Х е л ь м е р. Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добудешь – глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.
Н о р а. Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!
Х е л ь м е р. А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты... у тебя... как бы это сказать? У тебя какой-то подозрительный вид сегодня.
Н о р а. У меня?
Х е л ь м е р. Ну да. Погляди-ка мне прямо в глаза.
Н о р а (глядит на него). Ну?
Х е л ь м е р (грозя пальцем). Лакомка не кутнула сегодня немножко в городе?
Н о р а. Нет, что ты!
Х е л ь м е р. Будто уж лакомка не забегала в кондитерскую?
Н о р а. Но уверяю тебя, Торвальд...
Х е л ь м е р. И не отведала варенья?
Н о р а. И не думала.
Х е л ь м е р. И не погрызла миндальных печений?
Н о р а. Ах, Торвальд, уверяю же тебя...
Х е л ь м е р. Ну-ну-ну! Естественно, я просто шучу...
Н о р а (идя к столу направо). Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор.
Х е л ь м е р. Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово. (Подходя к ней.) Ну, оставь при себе свои маленькие рождественские секреты, моя дорогая Нора. Они, верно, всплывут наружу сегодня же вечером, когда будет зажжена елка.
Н о р а. Ты не забыл пригласить доктора Ранка?
Х е л ь м е р. Не приглашал. Да это и не нужно. Само собой, он ужинает у нас. Впрочем, я еще успею ему напомнить: он зайдет до обеда. Вино я заказал хорошее. Нора, ты не поверишь, как я радуюсь сегодняшнему вечеру.
Н о р а. И я! А дети-то как будут рады, Торвальд!
Х е л ь м е р. Ах, какое наслаждение сознавать, что ты добился верного, обеспеченного положения, что у тебя будет теперь солидный доход. Не правда ли, приятное сознание?
Н о р а. О, чудесно!
Х е л ь м е р. А помнишь прошлое рождество? Ты целые три недели затворялась у себя по вечерам и до поздней ночи все мастерила цветы и какие-то другие прелести для елки, которыми хотела всех нас поразить. У-у, скучнее времени я не припомню.
Н о р а. Я-то вовсе не скучала.
Х е л ь м е р (с улыбкой). Но толку-то вышло немного, Нора.
Н о р а. Ты опять будешь меня дразнить этим? Что же я могла поделать, если кошка забралась и все разодрала в куски!
Х е л ь м е р. Ну, разумеется, ничего не могла поделать, моя бедняжечка. Ты от всей души хотела нас всех порадовать, и в этом вся суть. Но хорошо все-таки, что эти тугие времена прошли.
Н о р а. Да, прямо чудесно!
X е л ь м е р. Не нужно больше ни мне сидеть одному и скучать, ни тебе портить свои милые, славные глазки и нежные ручки...
Н о р а (хлопая о ладоши). Не правда ли, Торвальд, не нужно больше? Ах, как чудесно, восхитительно слышать это! (Берет его под руку.) Теперь я расскажу тебе, как я мечтаю устроиться, Торвальд. Вот, как только праздники пройдут...
Звонок в передней.
Ах, звонят! (Прибирает немного в комнате.) Верно, кто-нибудь к нам. Досадно.
X е л ь м е р. Если кто-нибудь в гости, меня нет дома, помни.
С л у ж а н к а (в дверях передней). Барыня, там незнакомая дама.
Н о р а. Так проси сюда.
С л у ж а н к а (Хельмеру). И доктор.
X е л ь м е р. Прямо ко мне прошел?
С л у ж а н к а. Да, да.
Xельмер уходит в кабинет. Служанка вводит фру Линне, одетую по-дорожному, и закрывает за нею дверь.
Ф р у Л и н н е (смущенно, с запинкой). Здравствуй, Нора.
Н о р а (неуверенно). Здравствуйте...
Ф р у Л и н н е. Ты, видно, не узнаешь меня?
Н о р а. Нет. Не знаю... Да, кажется... (Порывисто.) Как! Кристина... Неужели ты?!
Ф р у Л и н н е. Я.
Н о р а. Кристина! А я-то не узнала тебя сразу! Да и как было... (Понизив голос.) Как ты переменилась, Кристина!
Ф р у Л и н н е. Еще бы. За девять-десять долгих лет...
Н о р а. Неужели мы так давно не видались? Да, да, так и есть. Ах, последние восемь лет - вот, право, счастливое было время!.. Так ты приехала сюда, к нам в город? Пустилась в такой длинный путь зимой! Храбрая!
Ф р у Л и н н е. Я сегодня только приехала с утренним пароходом.
Н о р а. Чтобы повеселиться на праздниках, конечно. Ах, как славно! Ну и повеселимся же! Да ты разденься. Тебе ведь не холодно? (Помогает ей.) Вот так. Теперь усядемся поудобнее около печки. Нет, ты в кресло! А я на качалку! (Берет ее за руки.) Ну вот, теперь опять у тебя твое прежнее лицо. Это лишь в первую минуту... Хотя немножко ты все-таки побледнела, Кристина, и, пожалуй, немножко похудела.
Ф р у Л и н н е. И сильно, сильно постарела, Нора.
Н о р а. Пожалуй, немножко, чуть-чуть, вовсе не очень. (Вдруг останавливается и переходит на серьезный тон.) Но какая же я пустоголовая – сижу тут, болтаю! Милая, дорогая Кристина, прости меня!
Ф р у Л и н н е. В чем дело, Нора?
Н о р а (тихо). Бедная Кристина, ты же овдовела.
Ф р у Л и н н е. Три года назад.
Н о р а. Да, я знаю. Я читала в газетах. Ах, Кристина, поверь, я столько раз собиралась написать тебе в то время, да все откладывала, все что-нибудь мешало.
Ф р у Л и н н е. Милая Нора, я отлично понимаю.
Н о р а. Нет, это было гадко с моей стороны, Кристина. Ах ты, бедняжка, сколько ты, верно, перенесла. И он не оставил тебе никаких средств?
Ф р у Л и н н е. Никаких.
Н о р а. Ни детей?
Ф р у Л и н н е. Ни детей.
Н о р а. Ничего, стало быть?
Ф р у Л и н н е. Ничего. Даже ни горя, ни сожалений, чем можно было бы питать память.
Н о р а (глядя на нее недоверчиво). Но как же это может быть, Кристина?
Ф р у Л и н н е (с горькой улыбкой, гладя Нору по голове). Иногда бывает, Нора.
Н о р а. Значит, одна-одинешенька. Как это должно быть ужасно тяжело. А у меня трое прелестных детей. Сейчас ты их не увидишь. Они гуляют с нянькой. Но ты непременно расскажи мне обо всем...
Ф р у Л и н н е. Нет, нет, нет, рассказывай лучше ты.
Н о р а. Нет, сначала ты. Сегодня я не хочу быть эгоисткой. Хочу думать только о твоих делах. Но одно все-таки мне надо сказать тебе. Знаешь, какое счастье привалило нам на днях?
Ф р у Л и н н е. Нет. Какое?
Н о р а. Представь, муж сделался директором Акционерного банка!

