.png)
Павел Петрович Бажов родился 27 января 1879 года в заводском посёлке Сысерть под Екатеринбургом, в семье рабочего. Мать была мастерицей-кружевницей. Был единственным сыном.
По вечерам родители рассказывали мальчику древние уральские предания – о медной горы хозяйке, самоцветах, каменном цветке.
Мальчик много читал. Однажды библиотекарь, выдавая мальчику том А.С. Пушкина, в шутку повелел ему выучить книгу наизусть. А Павел так и сделал. Эта история очень впечатлила его учителя Николая Смородинцева. Тот понял, что мальчику нужно хорошее образование, и решил позаботиться об этом.
Павел Бажов учился в Екатеринбурге, в духовном училище. Затем поступил в Пермскую духовную семинарию. Атмосфера больших городов соединилась в воображении Павла со сказаниями предков, он начал сочинять истории, рассказывал их друзьям.
В университет поступить не смог из-за материальных трудностей. Был репетитором, затем преподавал в сельской школе, позже – в духовном училище. Переехал в Екатеринбург, где устроился в епархиальное учебное заведение для девочек. Вёл разные предметы, в том числе русский язык.
Бажов занимался с ученицами не только по школьной программе. Он увлёк их собиранием уральского фольклора, беседами с простыми людьми, жившими в горняцких сёлах. Все находки, свои и своих воспитанниц, Бажов фиксировал. Всё это стало бесценным материалом для его будущих книг.
В 1911 году Павел Бажов женился на Валентине Иваницкой, одной из своих бывших учениц, они прожили вместе 40 лет.
Участвовал в революции 1905 года, в 1917 году поддержал большевиков. После долгих скитаний с поддельными документами смог устроиться сельским учителем. Сотрудничал с партизанскими отрядами, участвовал в подполье по заданию большевиков из центра, в Семипалатинске создавал бюро профсоюзов.
Из-за серьёзной болезни оставил общественно-политическую работу. В Камышлове (на родине жены) продолжил литературную и журналистскую деятельность – писал книги по истории Урала, собирал фольклор.
В 1923–1931 годы работал в областной «Крестьянской газете». Позднее был редактором Свердловского книжного издательства.
Бажов неоднократно получал выговоры и даже был исключён из партии по доносу (за приписанный себе стаж в партии). Из-за этого потерял работу, поэтому смог больше времени уделить творчеству.
Издавать свои произведения Павел Бажов начал довольно поздно. Первая его книга «Уральские были», вышла в 1924 году.
В 1936 году в журнале «Красная новь» появился первый из уральских сказов Бажова «Девка Азовка». В 1939 году вышло первое издание уральских сказов – «Малахитовая шкатулка», затем собрание неоднократно пополнялось автором.
В 1940 году Бажов возглавил Свердловскую писательскую организацию. Скончался 3 декабря 1950 года в Москве. Похоронен в Свердловске.
Произведения Бажова очень похожи на волшебные истории, сложенные народом в стародавние времена. Собранные им народные сказы Бажов литературно обрабатывал – подобно огранке драгоценного камня. Некоторые образы автор заимствовал в преданиях, другие придумал сам. Произведения Бажова полны магией, таинственность завораживает и немного пугает, волшебство притягивает. Они написаны самобытным богатым языком, к которому поначалу непросто привыкнуть, но затем он погружает читателя в необыкновенную чарующую атмосферу. В них представлены прекрасная русская природа и сильные человеческие характеры. Мастеров автор ставил необыкновенно высоко, считал их подлинными творцами, а себя – писателя – лишь «исполнителем».
Самые известные сказы Бажова – «Медной горы хозяйка», «Синюшкин колодец», «Каменный цветок», «Огневушка-поскакушка», «Голубая змейка», «Хрупкая веточка». Сказы Бажова поучительны, в них живёт народная мудрость.
Расскажем о некоторых персонажах и образах сказов Бажова.
У Данилы-мастера, талантливого крепостного мастера, был реальный прототип, известный камнерез Дарила Зверев. Известно, что именно он в своё время открыл Бажову секреты камней-самоцветов. К Медной горы хозяйке Данила в реальности не ходил. Здесь уже начинается художественный вымысел.
На Урале мастеров приравнивают к богатырям, это настоящие «былинные» герои. Мастер – это знание и умение, это огромная трудоспособность, это стремление к идеалу, совершенству в своём труде и это – связь с язычеством. Хозяйка Медной горы – языческое божество.
Многолетний и упорный труд вознаграждается сторицей: Степан из сказа «Каменный цветок» в результате смог почувствовать «душу» поделочного камня.
Хозяйка Медной горы, хранительница подземных сокровищ предстаёт либо в облике женщины необыкновенной красоты в богатых одеждах, либо ящерицы в короне. Хозяйка олицетворяет богатые залежи полезных ископаемых в Уральских горах. Она покровительствует только самым талантливым и искусным мастерам.
Интересно узнать, что у коренных народов Урала Хозяйка – в прошлом Богиня-мать, которая жила в пещере в горе и владела священным деревом, на котором обитали души будущих живых существ, людей и животных. Позднее Богиня стала Хозяйкой, а дерево – Каменным цветком.
Прототипом известного нам с раннего детства персонажа Бажова – оленя Серебряное копытце – является лось, которому поклонялись древние финно-угорские племена. Великий Лось на своих рогах несёт по небу солнце и не должен ступать на землю. Поэтому, когда он сходил с неба, под копыта ему клали серебряные блюда (традиция, пришедшая с Востока), усыпанные самоцветными каменьями. Славяне преобразовали образ лося в оленя, который ударом серебряного копытца выбивает самоцветы.
* В оформлении обложки использована иллюстрация Вячеслава Назарука к сказке Павла Петровича Бажова «Хозяйка Медной горы».
Павел Бажов, Васина гора, сказ
Ровным-то местом мы тут не больно богаты. Всё у нас горы да ложки, ложки да горы. Не обойдешь их, не объедешь. Гора, конечно, горе рознь. Иную никто и в примету не берет, а другую не то что в своей округе, а и дальние люди знают: на слуху она, на славе.
Одна такая гора у самого нашего завода пришлась. Сперва с версту, а то и больше такой тянигуж, что и крепкая лошадка налегке идет и та в мыле, а дальше еще надо взлобышек одолеть, вроде гребешка самого трудного подъему. Что говорить, приметная горка. Раз пройдешь либо проедешь, надолго запомнишь и другим сказывать станешь.
По самому гребню этой горы проходила грань: кончался наш заводский выгон и начиналась казенная лесная дача. Тут, ясное дело, загородка была поставлена и проездные ворота имелись. Только эти ворота – одна видимость. По старому трактовому положению их и на минуту запереть было нельзя. Железных дорог в ту пору по здешним краям не было, и по главному Сибирскому тракту шли и охали, можно сказать, без передышки днем и ночью.
Скотину в ту сторону пропустить хуже всего, потому – сразу от загородки шел вековой ельник, самое глухое место. Какая коровенка либо овечка проберется – не найдешь ее, а скаты горы не зря звались Волчьими падями. Зимами и люди мимо них с опаской ходили, даром что рядом Сибирский тракт гудел.
Сторожить у проездных ворот в таком месте не всякому доверишь. Надежный человек требуется. Наши общественники долго такого искали. Ну, нашли все-таки. Из служилых был, Василием звали, а как по отчеству да по прозванию, не знаю. Из здешних родом. В молодых годах его на военную службу взяли, да он скоро отвоевался: пришел домой на деревяшке.
Близких родных, видно, у этого Василия не было. Свою семью не завел. Так и жил бобылем в своей избушке, а она как раз в той стороне, где эта самая гора. Пенсион солдатский по старому положению в копейках на год считался, на хлеб не хватало, а кормиться чем-то надо. Василий и приспособился, по-нашему говорится, к сидячему ремеслу: чеботарил по малости, хомуты тоже поправлял, корзинки на продажу плел, разную мелочь ко кроснам налаживал. Работа все копеечная, не разживешься с такой. Василий хоть не жаловался, а все видели – бьется мужик. Тогда общественники и говорят:
– Чем тебе тут сидеть, переходи-ка в избушку при проездных воротах на горе. Приплачивать будем за караул.
– Почему, – отвечает, – миру не послужить? Только мне на деревяге не больно способно скотину отгонять. Коли какого мальчонку в подручные ставить будете, так и разговору конец.
Общественники согласились, и вскоре этот служивый перебрался в избушку при проездных воротах. Избушка, понятно, маленькая, полевая, да много ли бобылю надо: печурку, чтоб похлебку либо кашу сварить, нары для спанья да место под окошком, где чеботарскую седулку поставить. Василий и прижился тут на долгие годы. Сперва его дядей Васей звали, потом стал дед Василий. И за горой его имя укоренилось. Не то что наши заводские, а чужедальние, кому часто приходилось ездить либо с обозами ходить по Сибирскому тракту, знали Васину гору. Многие проезжающие знали и самого старика. Иной раз покупали у него разную мелочь, подшучивали:
– Ты бы, дед, хоть по вершку в год гору снимал, все-таки легче бы стало.
Дед на это одно говорил:
– Не снимать, а наращивать бы надо, потому эта гора человеку на пользу.
Проезжающие начинают допрашиваться, почему так, а дед Василий эти разговоры отводил:
– Поедешь дальше, дела-то в дороге немного, ты и подумай.
Подручных ребятишек у деда Василия перебывало много. Поставят какого-нибудь мальчонку-десятилетка из сироток, он и ходит при этом деле год либо два, пока не подрастет для другой работы, а дальше к деду Васе другого нарядят.
А ведь годы-то наши, как вешний ручей с горы, бегут, крутятся, что и глазом не уследишь. Через десяток годов, глядишь, первый подручный сам семьей обзавелся, а через другой десяток у него свои парнишки в подручные к деду Василию поспели. Так и накопилось в нашем заводе этаких выучеников Васиной горы не один десяток. Разных, понятно, лет. Одни еще вовсе молодые, другие настоящие взрослые, в самой поре, а были и такие, что до седых волос уж дотянулись, а примета у всех у них одна: на работу не боязливы и при трудном случае руками не разводят. Да еще приметили, что эти люди норовят своих ребятишек хоть на один год к деду Василию в подручные определить, и не от сиротства либо каких недостатков, а при полной даже хозяйственности. Случалось, перекорялись из-за этого один с другим: моя очередь, твой-то парнишка годик и подождать может, а моему самая пора.
Люди, конечно, любопытствовали, в чем тут штука, а эти выученики Васиной горы и не таились. В досужий час сами любили порассказать, как они в подручных у деда Василия ходили и чему научились.
Всяк, понятно, говорил своим словом, а на одно выходило.
Место у проездных ворот на Васиной горе вовсе хлопотливое было. Не то что за скотом, а и за обозниками доглядывать требовалось: на большой дороге, известно, без баловства не проходит. Иной обозник где-нибудь на выезде из завода прихватит барашка да и ведет его потихоньку за своим возом. Забивать, конечно, опасались, потому тогда и до смертного случаю достукаться можно. Наши заводские тоже ведь на большой дороге выросли, им в таком разе обозников щадить не доводилось. С живым бараном куда легче. Всегда отговориться было можно: подобрали приблудного, сам увязался за хлебушком, видно, – отогнать не можем. А отдашь – и вовсе люди вязаться не станут, поругаются только вдогонку да погрозят. Караулу, выходит, крепко посматривать надо было.
Ну, все-таки, сколь ни беспокойно было при этих проездных воротах, а досуг тоже был. Старик в такие часы за работой своей сидел, а подручному мальчонке что делать? Отлучаться в лес либо на сторону старик не дозволял. Известно, солдатская косточка, приучен к службе. С караула разве можно? Строго на этот счет у него было. Парнишке, значит, в такие досужие часы одна забава оставалась – на прохожих да на проезжих глядеть. А тракт в том месте как по линейке вытянулся. С вершины в ту и другую сторону далеко видно, кто подымается, кто спускается. Поглядит этак, поглядит мальчонка да и спрашивает у старика:
– Дедо, я вот что приметил. Подымется человек на нашу гору хоть с этой стороны и непременно оглянется, а дальше разница выходит. Один будто и силы небольшой и на возрасте – пойдет вперед веселехонек, как в живой воде искупался, а другой, случается, по виду могутный – вдруг голову повесит и под гору плетется, как ушиб его кто. Почему такое?
Дед Василий и говорит:
– А ты сам спроси у них, чего они позади себя ищут, тогда и узнаешь.
Мальчонка так и делает: начинает у прохожих спрашивать, зачем они на перевале горы оглядываются. Иной, понятно, и цыкнет, а другие отвечали честь честью. Только вот диво – ответы тоже на два конца. Те, кто идет дальше веселым, говорят:
– Ну как не поглядеть. Экую гору одолел – дальше и бояться нечего. Все одолею. Потому и весело мне. Другие опять стонут:
– Вон на какую гору взобрался, самая бы пора отдохнуть, а еще идти надо.
Эти вот и плетутся, как связанные, смотреть на них тошно.
Расскажет мальчонка про эти разговоры старику, а тот и объясняет:
– Вот видишь, гора-то на дороге силу людскую показывает. Иной по ровному месту, может, весь свой век пройдет, а так своей силы и не узнает. А как случится ему на гору подняться вроде нашей, с гребешком, да поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может. От этого, глядишь, такому человеку в работе подмога и жить веселее. Ну, и слабого человека гора в полную меру показывает: трухляк, дескать, кислая кошма, на подметки не годится.
Мальчонке, понятно, неохота в трухляки попасть, он и хвалится:
– Дедо, я на эту гору ежедень бегом подыматься стану. Вот погляди.
Старик посмеивается:
– Ну что ж, худого в этом нет. Может, и пригодится когда. Только то помни, что не всякая гора наружу выходит. Главная гора – работа. Коли ее пугаться не станешь, то вовсе ладно будет.
Так вот и учил дедушко Василий своих подручных, а те своим ребятишкам это передали. И до того это в наших местах укоренилось, что Васина гора силу человека показывает, что парни нарочно туда бегали, подкарауливали своих невест. Узнают, скажем, что девки ушли за горы по ягоды либо по грибы, ну и ждут, чтобы посмотреть на свою невесту на самом гребешке: то ли она голову повесит, то ли песню запоет.
Невесты тоже в долгу не оставались. Каждая при ловком случае старалась поглядеть, как ее суженый себя покажет на гребешке Васиной горы.
И посейчас у нас эта гора не забыта. Частенько ее поминают, и не для рассказа про старое, а прямо к теперешнему прикладывают:
– Вот война-то была. Это такая гора, что и поглядеть страшно, а ведь одолели. Сами не знали, что в народе столько силы найдется, а гора показала. Все равно, как новый широкий путь народу открыла. Коли такое сделал, так и много больше того сделать можешь.

