.png)
Герман Мелвилл родился 1 августа 1819 года в Нью-Йорке. Отец занимался галантерейной торговлей в Европе. Позднее выяснилось, что у отца были большие долги, он разорился и вскоре после банкротства скончался.
Семья переехала в Олбани. Учась в академии, 12-летний Герман параллельно сменил немало занятий: работал клерком в банке, преподавал, трудился на ферме. Учёбу окончить не смог из-за материальных проблем.
Мелвилл много читал, участвовал в публичных дебатах, публиковался в местной газете «Олбани микроскоп».
С 1837 года выходил в морские рейсы юнгой на торговом судне, по маршруту Нью-Йорк-Ливерпуль.
В 1841 году он отправился на китобойном судне «Акушнет» в южные моря. Промысел был опасным, но прибыльным. Главной ценностью был китовый жир (ворвань), который добывали, заготавливали и затем переправляли в Америку. Также очень ценился китовый ус (для дамских корсетов и гребней) и другие части китовой туши.
«Акушнет» – прообраз судна «Пекот» из самого известного романа Мелвилла «Моби Дик».
Познакомившись со всеми подробностями промысла, Мелвилл из-за постоянного конфликта с боцманом сошёл с судна близ Маркизских островов. Здесь его взяли в плен туземцы-людоеды племени Тайпи, где он провёл порядка полугода. Затем Мелвилл оказался на Таити, где устроил бунт на корабле и отбывал за это наказание; некоторое время жил на Гавайях. Поступил на службу в американский военный флот.
В 1846 году вернувшись на сушу, Мелвилл активно занялся самообразованием, также решил заняться литературным творчеством.
Первый его роман «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь»» (1846) – документальный. Его хорошо приняли и читатели, и критики. Романы очеркового плана «Тайпи» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях» (1847) составили своеобразную дилогию и сделали их автора знаменитым.
В августе 1847 года Мелвилл женился, безуспешно пытался устроиться на государственную службу в Вашингтоне. Зимой 1849 года у Мелвилла родился сын Малькольм.
За год до этого, в 1848, вышел новый роман Мелвилла – «Марди и путешествие туда». Это была книга бо́льшая по объёму, чем все предыдущие. Также автор впервые создал художественный роман, а не документально-автобиографический. Книга вышла сразу и в Лондоне, и в Нью-Йорке.
Начинался роман так же, как и два предыдущих, – в духе записок путешественника: судно, китобои, южные моря. Рассказчик – молодой моряк, который мечтает сбежать с китобойного судна.
Однако этот роман написан в другом стиле, другим языком. На этот раз перед нами не простое жизнеописание моряков и туземцев.
Автор пишет очень поэтично, вводит образы и сложные аллегории, отсылки к различным произведениям искусства, излагает философские идеи, размышляет о жизни и смерти. Интеллектуальная проза Мелвилла одновременно представляет собой поэзию в прозе.
Постепенно Мелвилл сменяет и жанр внутри книги: приключенческий травелог перерастает в психологический, а затем и в любовный роман.
Сбежавший с корабля моряк, странствуя по океану, встречает прекрасную девушку Йиллу и влюбляется в нее. Вскоре после этого они оказываются на Марди – таинственном архипелаге, которого нет на картах.
А в итоге автор приходит к сатире, решённой в фантастическом ключе. И не всегда ясно, где автор серьёзен, а где он высмеивает всё на свете – когда пишет в духе Д. Свифта и Ф. Рабле.
Роман «Марди и путешествие туда» полон сюрпризов, к которым современный автору читатель оказался не готов. Не были готовы и критики. Книгу ругали именно за то, что Мелвилл хотел выразить в ней, – он задумал роман, который вобрал в себя всё, о чём сказано выше, – единственный в своём роде роман в истории мировой литературы.
У романа Мелвилла был только один поклонник и защитник – старший современник писатель Натаниэль Готорн.
В 2018 году роман впервые вышел на русском языке, в переводе Р. Каменского (издание Российского союза писателей). Через 2 года вышла книга «Марди и путешествие туда. Книга островов» в переводе С. Кузиной, издательство «Т8».
Во многом роман «Марди и путешествие туда» предвосхитил появление самого известного романа Мелвилла «Моби Дик». Уже здесь были подняты многие вопросы и темы, волнующие автора.
«Редберн: Его первое плавание» – роман Мелвилла 1849 года, в нём американский юноша отправляется на торговом судне из Нью-Йорка в Ливерпуль. В книге впечатления и воспоминания путешественника соединены с размышлениями автора на глубокие философские темы. На русском языке роман впервые издан в 2019 году, к 200-летию Мелвилла. Перевод Р. Каменского, издательство Российского Союза писателей.
«Белый бушлат, или Мир военного корабля» – роман 1850 года. Вновь автобиографическое повествование, бытописание жизни матросов и офицеров на военном фрегате, с подробным описанием оснащения корабля, царящие в команде порядки, истории и случаи в ходе службы. Яркое описание многочисленных персонажей. Этот роман в то время – «карманная книга каждого матроса Америки».
Важно, что Конгресс США законодательно запретил телесные наказания на флоте во многом благодаря книге Мелвилла.
В 1851 году вышел самый известный роман Г. Мелвилла «Моби Дик». Роман основан на реальных событиях: в 1820 году в южной части Тихого океана американское китобойное судно «Эссекс» было атаковано кашалотом и затонуло за тысячи миль от берега. Почти вся команда погибла.
В романе моряк Измаил рассказывает о капитане Ахаве, который фанатично одержим местью – погоней за зловещим и неуловимым Белым китом, грозой морей, в схватке с которым ранее капитан потерял ногу. Книга полна аллегорий и отсылок к Библии. Кит Моби Дик наполовину мифический, «левиафан во плоти», символ безграничного страха и ужаса.
Г. Мелвилл писал: «Когда мы гоняемся за туманными тайнами своих грез или бросаемся в мучительную погоню за демоническими видениями, какие рано или поздно обязательно начинают манить душу всякого смертного, когда мы преследуем их по всему этому круглому шару, они либо увлекают нас за собой в бесплатные лабиринты, либо награждают пробоиной и бросают на полдороге».
Роман не был принят современниками: читатели привыкли к реалистическим событиям и более «материальным» героям. Критики тоже поначалу не оценили роман.
Подлинной классикой, воистину культовым роман признан примерно через 75 лет после написания. Его особенно высоко ценили Э. Хемингуэй и У. Фолкнер. Г. Мелвилл был признан одной из крупнейших фигур американского романтизма.
К сегодняшнему дню насчитывается более 20 экранизаций по мотивам романа, художественных фильмов и мультфильмов.
А в 1851 году писатель был серьёзно огорчён провалом романа.
В 1856 году Мелвилл путешествовал по Европе и Святой Земле, читал лекции о скульптуре, о Южных морях.
«Маскарад, или Искуситель» – последний роман американского классика Германа Мелвилла, 1857 года. Оригинальное название «The Confidence Man: His Masquerade». Прежде не было сделано ни одного перевода на русский. В 2016 году роман перевёл Р. Каменский, а через семь лет появился перевод К. Савельева, и в 2023 году издательство «Престиж Бук» выпустило книгу «Обманщик и его маскарад» – полный перевод романа с комментариями.
В этом романе Мелвилл в сатирической форме высмеивает притворную набожность своих соотечественников, за которой скрываются корысть и жажда наживы. В центре сюжета – забавы сатаны, который выступает под личиной философов, а также мошенников, которые выдают себя за альтруистов и энтузиастов. Есть мнение литературоведов, что этот роман Мелвилла оказал влияние на М. Булгакова и его работу над романом «Мастер и Маргарита».
В 1860 году Мелвилл вышел в кругосветное плавание, это путешествие состоялось.
В 1863 году обосновался в Нью-Йорке. Публиковался в журналах анонимно, печатал морские рассказы и стихотворения. Служил таможенным чиновником.
Вышли поэтические сборники «Батальные сцены, или Война с разных точек зрения», «Джон Марр и другие матросы». В 1876 году была опубликована поэма Мелвилла «Клэрел», самая длинная поэма в американской литературе (почти 18 тыс. строк). На русском выходили только отдельные фрагменты.
Писателя не стало в 1891 году.
В год столетнего юбилея писателя в его доме была случайно обнаружена неоконченная рукопись ещё одного произведения – «Билли Бад, фор-марсовый матрос». Рассказана трагическая история: Билли Бадд поступает на службу на военный корабль, где царит жёсткая дисциплина, и несмотря на все старания молодого матроса, каптенармус буквально не даёт ему житья. Писатель работал над рукописью в последние годы жизни, впервые ее опубликовали в 1924 году.
Говоря о творчестве Мелвилла, конечно, нужно в первую очередь говорить о море. Его море непредсказуемо, бурно, мстительно, неустанно, автор наделяет его демоническими свойствами. Автор всё время пытается расширить морской горизонт. Он бесконечно подробно описывает всё, что происходит в море и на судне. «Море не знает милосердия, не знает иной власти, кроме своей собственной», – уверен Г. Мелвилл, автор морских историй, которым нет равных.
Несколько цитат Германа Мелвилла:
«Мы не можем жить только для себя. Тысячи нитей соединяют нас с другими людьми; и через эти нити, эту связь, наши действия становятся причинами и возвращаются к нам как следствия».
«Тщетны попытки сделать глубины доступными всякому, а истина всегда скрыта в глубине. Ведь всем известно, что размышление и вода навечно неотделимы друг от друга».
Герман Мелвилл, Марди, или Путешествие туда, роман, фрагмент, начало
Перевод Р. Каменского
Том первый
Предисловие
Недавно, когда были изданы два моих рассказа о путешествиях по Тихому океану, которые многими читателями были встречены со скептицизмом, мне пришла в голову мысль о написании нового романа на основе некоего письма полинезийца об его приключениях и публикации этого романа. Мне видится, что беллетристика смогла бы, возможно, стать путем к правде: в определенной степени, как дополнение к моему предыдущему опыту.
Эта идея и стала зачатком других идей, которые привели меня к написанию романа «Марди».
Нью-Йорк, январь 1849
Глава I
Нога в стремени
Мы уходим! Курсы и топсели поставлены: подвешенный якорь качается, словно коралл; все три члена королевской парусной семьи вместе ловят бриз, который летит вслед за нами по морю, как собачий лай. Ветер раздвигает холст парусов снизу, «сверху быстро вырастают протянутые паруса», с обеих сторон уже развёрнуто множество ошеломляющих парусов, и, как ястреб, распростёрший крылья, мы затеняем море нашими парусами, и водорез рассекает морскую воду.
Но откуда и куда идёте вы, моряки?
Мы уходим из Рававаи, острова в море, находящегося не очень далеко к северу от тропика Козерога и не очень далеко к западу от острова Питкэрн, где обосновались мятежники с «Баунти». В Рававаи я провёл на берегу несколько предыдущих месяцев и теперь отправился в круиз за китами, мозгом которых освещается весь мир.
И от Рававаи мы плывём к Галапагосам, иначе называемым Очарованными Островами из-за множества диких течений и водоворотов, что там есть.
Теперь вокруг этих островов, по которым когда-то шагал Дампьер, где испанские буканиры когда-то зарыли свои золотые мойдоры, в определённый сезон пасутся большие стада кашалотов, или спермацетовых китов.
Но туда, от Рававаи, ваше судно совсем не летит, как летит чайка прямо к своему гнезду, поскольку вследствие распространённости постоянных ветров суда, идущие на северо-восток поблизости от Рававаи, вынуждены совершить что-то вроде кругооборота в несколько тысяч миль или около того. Во-первых, следуя переменным ветрам, они вовсю поспешают на юг и только там затем подхватывают случайный бриз, используя его в качестве основного; а потом, двигаясь на восток, переворачивают руль, будучи далеко от берегов, в направлении к экватору.
Этим окольным путём и прошёл «Арктурион», что, по совести сказать, было утомительно. Никогда прежде океан не казался настолько монотонным и – спасибо судьбе – никогда более с тех пор.
Но браво! Через две недели произошло следующее. Из серого утра и прямо впереди по нашему курсу из моря вырос тёмный объект, вставший перед нами в сплетении туманов и взвившийся вверх в сливочных бурунах, вскипавших вокруг его основания. Мы отклонились и далее, к концу дня, прошли Массафуэро. В подзорную трубу мы разглядели двух или трёх одиноких коз, спускающихся к морю в ущелье, и вскоре позади сигнал: изодранный флаг на вершине. Хорошо зная, однако, что на острове никого не было, кроме двух или трёх повешенных беглых преступников из Чили, наш капитан не пожелал принять их приглашение высадиться. Хотя, возможно, он вполне допустил ошибку, не послав туда лодку со своей картой.
Прошло несколько дней, и мы «взяли попутный ветер». Как благосклонность, выдаваемая с раздражением, он прибыл к нам, как это часто бывает, в виде резкого шквала, удар которого унёс одну из наших штанг, а также свалил с ног нашего старого толстого повара, попутно забросив его тело в шпигат. Вовремя выбрав желаемую долготу по экватору в нескольких лигах к западу от Галапагосов, мы провели несколько недель, пересекая эту линию туда и сюда в бесполезном поиске нашей добычи. Ведь некоторые из охотников верят, что киты, как серебряная руда в Перу, проносятся по венам через океан. Так, день за днём, ежедневно, и неделю за неделей, еженедельно, мы пересекали в продольном направлении эту самую Линию, пока не стали почти готовы поклясться, что уже чувствовали, как судно каждый раз ударялось килем, пересекая её воображаемое местоположение.
Затем, замерев перед экваториальным бризом, мы пересекли наш маршрут прямо вдоль самой Линии. Плывя на запад, всматривались направо и всматривались налево и не видели ничего.
Именно в течение этого утомительного периода времени я испытал первые признаки того горького нетерпения от нашего монотонного ремесла, которые в конечном счёте привели к приключениям, здесь описанным.
Но удержитесь! Ни слова против этого редкого старого судна и его команды. Все моряки были добрыми малыми, половина из которых – язычники, которых мы набрали в экипаж с островов. Однако они не подходили к моему образу мышления. Не было ни единой души, притягательной для моей, ни одного человека, к кому у меня была бы взаимная симпатия, кто посочувствовал бы и успокоил в штиль, который нас время от времени настигал, или приветствовал бриз, когда он приходил. При других и более жизненных обстоятельствах покрытые дёгтем матросы могли бы иметь более развитые привлекательные качества. Если бы у нас открылась течь, или мы были бы подброшены китом, или из-за некоего деспотизма капитана мы затеяли бы энергичный бунт, то мои товарищи по плаванию, возможно, проявились бы как более деятельные парни и мужчины с характером. Но как оказалось, не было ничего, что бы высекло огненные искры из их стали. Были и другие вещи, также имеющие тенденцию сделать мою жизнь на борту судна совсем невыносимой. Правда, сам шкипер был лидером, стоящим по достоинству выше квартердека и владеющим морским языком. Позвольте мне воздать ему должное, кроме того, он был поразителен, в особенности для меня: был общителен, нет, говорлив, когда я оказывался стоящим у руля. Но что из этого? Он мог бы говорить о чувстве или философии? Совсем нет. Его библиотека имела размер восемь дюймов на четыре: навигатор Боудича и проповеди Гамильтона Мура.
И что, мне вот так тосковать по кому-то, кто мог бы зачитать цитату из бертоновского «Синего дьявола»? Зачем мне, воистину, скучный бесконечный переваренный ямс и постоянные строфы из «Черноглазой Сузанны», спетой всем нашим хором с бака? Это всё ещё более несвеже, чем несвежее пиво. Да, да, «Арктурион»! Я говорю это без какого-либо преступного намерения, но ты был чрезвычайно унылым. Не только как парусное судно: не только в том, что я не смог к тебе привыкнуть, но и в любом другом отношении. Дни проходили медленно, один за другим, бесконечно и без событий, как циклы в космосе. Время и часы; сколько столетий мой гамак, подобно маятнику, качался в унылом брюхе судна и отмечал часы и века! Вовеки пусть будет священным передний люк «Арктуриона». Увы! Теперь на нём морской мох – и вечно ржавые болты, которые скрепили ту старую морскую каменную плиту под очагом, возле которой мы так часто бездельничали. Однако всё проиграно, и я буду протестовать против этих свинцовых часов всё время, пока жизнь продолжается. Ладно: недели, хронологически говоря, прошли. Истории Билла Марвела были пересказаны много раз, пока начало и конец не соответствовали друг другу и не были объединены. Песни Неда Баллэда были спеты, пока эхо не скрылось в самых вершинах и не угнездилось в пузах парусов. Моё терпение ослабело.
Но, наконец, спустя некоторое время, проплыв должный путь на запад, мы оставили Линию в большом отвращении, не увидев там никакого признака китов.
И куда теперь? К жаркому побережью Папуа? Той области солнечных ударов, тайфунов и горького напряжения после недосягаемых китов. Гораздо хуже. Мы шли, казалось, для того, чтобы проиллюстрировать теорию Вистониана относительно проклятий и комет, спеша от экваториальной жары к арктическим морозам. Короче говоря, с истинной переменчивостью своего племени наш шкипер оставил все мысли о кашалотах. В отчаянии он был склонен броситься за правильными китами на северо-западное побережье и в залив Камчатка.
Не посвящённому в китобойный промысел мои чувства в этот момент, возможно, понять будет трудно. Но они позволяют мне сказать: та традиционная охота на китов на северо-западном побережье, в холодных и мрачных туманах, среди угрюмых инертных монстров, плывущих в море, подобно стволам деревьев из леса Харц, входящего в систему Рейна, и подчиняющихся гарпуну, как наполовину ошеломлённые волы подчиняются ножу, – эта неприятная и неприличная традиционная охота на китов, как я сказал, в сравнении с энергичной охотой на благородного кашалота в южных и более приветливых морях выглядит как убийство белых медведей на чистых айсбергах Гренландии в сравнении с охотой на зебр в Кафрарии, где живые преследуемые звери перед вами загнаны на покрытые листвой поляны.
Теперь это большое непредвиденное определение со стороны моего капитана, имевшее размеры Северного полярного круга, было ни больше ни меньше чем молчаливым противоречивым соглашением между нами. Это соглашение не нуждалось в детализации. И, взойдя на борт только ради круиза в один конец, я рассчитывал покинуть корабль, поместив ногу в стремя в день последующего изгнания. И здесь, благодаря Небесам, он решился везти меня к Полюсу! И ещё для такого мерзкого занятия! В этом было что-то унизительное. Ведь истинная слава китобоя состоит в хранимом им гарпуне, не запятнанном ничьей кровью, кроме крови кашалота. Клянусь святыми, это как мазать рыцаря смолой. Кашалот и спермацетовый кит! Это было невыносимо.
– Капитан, – сказал я, касаясь его сомбреро своим, стоя однажды за рулевым колесом, – очень трудно увести меня с этого пути к чистилищу. Я отправился с вами, чтобы идти в другое место.
– Да, и я тоже, – был его ответ. – Но этому не помочь. Спермацетового кита у нас нет. Мы отсутствовали уже три года, и то или другое должно быть получено, поскольку судно жаждет жира, а он находится в заливе, которого отсюда не видать. Но ободрись, мой мальчик: окажемся в заливе Камчатка – и будем плыть с тем, что мы хотим, хоть и не самого лучшего качества.
Всё хуже и хуже! Маслянистая перспектива терялась в необъятном Массакаре.
– Сэр, – сказал я, – я не для того отправлялся; умоляю вас, оставьте меня где-нибудь на берегу.
Он посмотрел на меня, но не удостоил никакого ответа; и в тот момент я подумал, что пробудил властный дух морского капитана в изначально более доброжелательной природе этого человека.
Но оказалось не так. Трижды обернувшись на палубе, он положил руку на рулевое колесо и сказал:
– Правильно или неправильно, мой мальчик, но ты должен идти с нами. Оставление тебя на берегу теперь вне рассмотрения. Я не зайду в порт, пока это судно не заполнится вплоть до люков. Однако ты можешь оставить его, если получится.
И с этими словами он величественно вошёл в свою каюту, словно Юлий Цезарь в свой шатёр.
Он, возможно, меньше всего рассчитывал, что последнее предложение зазвенит в моём ухе как бравада. Оно выглядело как поздравление от тюремщика заключённому в Ньюгейте в тот момент, когда он завинчивает на нём болты.
«Оставь судно, если можешь!» Оставь судно, когда в поле зрения нет ни паруса, ни берега! Да, мой прекрасный капитан, бывают более странные вещи. Поскольку на борту этого самого судна, старого «Арктуриона», находилось четверо хвастливых малых, которые сами поднялись два года назад при предыдущем нашем шкипере с открытой лодки, удалившейся от самого дальнего мелководья. Безусловно, они сочинили длинную историю о том, что были единственными оставшимися в живых моряками корабля Ост-Индской компании, сгоревшего дотла по ватерлинию. Но кто поверил их рассказу? Как и многие другие, они хранили тайну – несомненно, обусловленную отвращением к некоему уродливому судну, которое всё ещё было крепким и на плаву, и ускользнули они от него незамеченными. Среди моряков в Тихом океане такие приключения не редкость. И при этом они не считаются большими чудесами. Они – всего лишь инциденты, а не события в ряду историй о скитаниях наших собратьев в Южном море. Что важно в сотнях миль от земли, если хорошее китобойное судно находится под ногами, Торговые острова позади, а спокойные, тёплые моря впереди? И здесь находится различие между Атлантикой и Тихим океаном: что никогда в пределах тропиков смелый моряк, у которого есть причины для того, чтобы оставить своё судно, идущее вокруг мыса Горн, не ждёт порта. Он считает этот океан одной великой гаванью.
Однако намёк на предприятие был, но неясный; и я решил хорошо взвесить возможности. Тут стоит заметить, что этот путь мы все обдумываем как предприятие для самих себя, представляя его для других пустяком.
Мои первые мысли были о лодке, которой следует завладеть и законно или незаконно, но выкрасть её при существующих обстоятельствах. Но не проявляйте въедливость в этом вопросе, позвольте мне сказать, что если б я оказался в той же самой ситуации снова, то повторил бы то, что сделал тогда. Капитан хорошо знал, что собирался задержать меня незаконно, вопреки нашему соглашению, и именно он лично подал тот самый намёк, который я просто принял с большой благодарностью.
* В оформлении обложки использована иллюстрация Troy Nixey «Moby Dick».
Автор статьи: Великанова Юлия.
