205 лет со дня рождения Джона Рёскина

Джон Рёскин родился 8 февраля 1819 года в Лондоне, в семье богатого шотландского виноторговца. Семья была набожной, что оказало влияние на мальчика.

Вслед за родителями Джон с ранних лет увлекался искусством, а именно рисованием и художниками. Много путешествовал по миру и вёл дневники своих поездок, в которых фиксировал географические и геологические особенности местности. Позднее он будет настаивать на том, что биологию, геологию и географию необходимо изучать художникам-пейзажистам.

Несмотря на то, что отец видел в нём будущего священника, против занятий сына искусством не возражал.

Джон Рёскин окончил Оксфордский университет. Был не только художником и искусствоведом, он известен и как поэт, литературный критик и общественный деятель.

Как поэт в годы учёбы Рёскин получил престижную премию Newdigate, которой удостаивались не многие даже среди признанных писателей. В 1851 году вышел его поэтический сборник «Венецианские стихотворения».

Как художественный критик, поддержал движение прерафаэлитов, близкое ему по духу. Художники этого направления стремились ввести практику рисования с натуры, не по образцам (принцип «верности Природе»). В связи с прерафаэлитами Рёскин писал: «Легко управлять кистью и писать травы и растения с достаточной для глаза верностью; этого может добиться всякий после нескольких лет труда. Но изображать среди трав и растений тайны созидания и сочетаний, которыми природа говорит нашему пониманию, передавать нежный изгиб и волнистую тень взрыхлённой земли, находить во всём, что кажется самым мелким, проявление вечного божественного новосозидания красоты и величия, показывать это не мыслящим и не зрящим – таково назначение художника. Этого требует от него Бог».

Поддерживал прогрессивного художника-экспериментатора, живописца и графика У. Тёрнера, покупая его работы.

Став преподавателем Оксфорда, Джон Рёскин предложил пейзажистам практику «научного» рисования, всячески поддерживал рисование с натуры. Собирал для студентов коллекцию произведений искусства – как репродукции, так и оригиналы. В 1869 году в Оксфорде была открыта кафедра искусства, Рёскин был приглашён к преподаванию в качестве первого профессора.

Идеи Рёскина оказали значительное влияние на развитие эстетики, искусствоведения, архитектуры и прикладного искусства.

Помимо занятий теорией искусства и искусствоведением, Рёскин разрабатывал идеи преобразования общества. Ратовал за социальную помощь пожилым людям, считал необходимой реформу образования. В своих социально-политических эссе предвосхитил проблемы, возникшие в скором времени в связи с автоматизацией труда, а также предстоящие экологические проблемы. Выступал против прогресса.

Прошло время, и сейчас взгляды Рёскина на искусство представляются очень спорными. Ещё более дикой, утопичной воспринимается идея отказа от машинного производства, от разделения труда. Рёскин возрождал кустарные промыслы. Радость труда для него связана только с трудом ручным. Создал «Колледж рабочего человека», а также коммуну Святого Георгия, где люди должны были заниматься ручным трудом, прославляя его радость, и читать молитвы. Речь шла о творческом ручном труде в духе традиций средневековья. Коммуна просуществовала недолго, однако Рёскин был очень популярен как реформатор своего времени.

Ненавидя машины, в том числе типографские, Рёскин желал, чтобы его книги печатали на ручном станке и на бумаге ручной работы. А ещё его книги нельзя было перевозить по железной дороге.

Джон Рёскин сыграл важную роль и в английской литературе второй половины XIX века.

В своих оригинальных по форме художественных эссе Рёскин выявил многие тенденции в развитии английской литературы XIX века – как принципы романтической эстетики, так и основы реализма.

Эстетический трактат Рёскина «Современные художники» (1843–1860) изначально задумывался как труд в защиту У. Тернера, искусство которого не было принято современными критиками. Первый том начат, когда Рёскину было 17 лет. В результате получилось пятитомное изложение эстетических идей и проблем искусства, в том числе темы гибели красоты в современном обществе, – шедевр художественно-критической мысли, который прославил Джона Рёскина.

Исследовал творчество великих художников и писателей разных эпох, чтобы выявить важные закономерности развития общества и культуры.

В своих «Лекциях об искусстве» (1870) Рёскин утверждал, что искусство любой страны представляет ее социальные и политические черты, точно отражает её нравственную жизнь. «В этом и состоит существо художественной правды».

Категории красоты, идеала чрезвычайно занимали Рёскина. Он противопоставляет прекрасное капиталистическому обществу, которое враждебно настроено к искусству. Буржуазная действительность ужасна – идея красоты, необходимой для счастья, ей противопоставлена.

Прекрасное в представлении Рёскина заключено в гармонии природных форм, а применительно к человеку – в его правде и нравственной силе, при условии, что он стремится к самосовершенствованию и тем самым приближается к счастью.

Он отстаивал духовные ценности романтического и реалистического искусства, осуждая «искусство для искусства» и натурализм.

Нравственность превыше всего для Рёскина. Только на определённом уровне нравственности искусство может существовать и развиваться.

Исследуя искусство, Рёскин всё больше затрагивал и другие явления социальной действительности. «Политическая экономия искусства» – связь между реальностью и искусством.

Трактовка особенностей искусства со временем все больше становилось у Рёскина объяснением самой социальной действительности. Связь между искусством и реальностью он называл «политической экономией искусства».

Рёскин был первым английским мыслителем, который связал развитие искусства с трудовой деятельностью человека. Творческий труд – основа нравственности.

Есть у Рёскина и книги по социальной экономике, в первую очередь, о проблемах рабочего класса – «Последнему, что и первому», «Fors Clavigera. Письма к рабочим и труженикам Великобритании». По Рёскину, есть три силы, формирующие судьбу человека: Сила (Force), символизируемая дубиной (clava) Геркулеса; сила духа (Fortitude), символизируемая ключом (clavis) из Одиссея; удача (Fortune), символизируемой гвоздем (клавусом) Ликурга.

Личная жизнь Рёскина складывалась драматично. В 29 лет Джон Рёскин женился на 19-летней Эффи Грей, в которую был влюблён. Точные причины неизвестны, но отношения супругов оставались строго платоническими. Через пять лет брак был признан недействительным. А 40-летний Джон Рёскин влюбился в 11-летнюю Розу ла Туш. Дождавшись совершеннолетия избранницы, Рёскин попросил её руки, ему отказали. Бедная девушка скончалась 10 лет спустя от нервного истощения и изнуряющих постов.

Острые события в личной жизни оборачивались для него психическим расстройством. Последние пять лет жизни Джон Рёскин провёл в уединении. Скончался в 1900 году в своём имении Брентвуд.

Среди его работ наиболее известны «Лекции об искусстве», «Художественный вымысел: прекрасное и безобразное», «Английское искусство», «Современные художники. Общие принципы и правда в искусстве», «Природа готики».

Джон Рёскин – автор 50 книг, 700 статей и лекций. Писал и художественную прозу – сказки, рассказы.

Рёскин писатель, аналитик и публицист очень эмоционален, увлечён, открыто восхищается прекрасным. Стиль, интонации, лексика, поэтичность, богатство образов, музыкальность текста, – всё это делает Рёскина мастером английской прозы, живописцем в искусстве слова. Творчество Рёскина оказало значительное влияние наОскара Уайльда, Марселя Пруста, Махатму Ганди и других зарубежных писателей, а в России – на Льва Толстого. Ему была особенно близки идеи поэтизации творческого ручного труда, а также вопросы нравственной силы искусства и искусства христианского.

Джон Рёскин, Король Золотой реки, сказка, фрагмент, начало

I.
Господин Юго-Западный ветер вмешивается в дела Черных братьев

В гористой части немецкой земли Штирии была долина. Ее окружали со всех сторон горы, с вершин которых в долину падало много потоков. Один из потоков падал с громадной высоты и вода его отливала золотом под лучами солнца. За это его и прозвали жители «Золотой рекой». В долине этой всегда рождались в большом количестве как овощи, так хлеб и фрукты и она обогащала своих владельцев.

Удивительно в ней было то, что ни один из горных потоков не протекал по ней. Все они текли в различные стороны, в равнины, где виднелись селения и города, но зато над долиной вечно висело водяное облако и в сильнейшие засухи в ней не было недостатка в дожде. Благодаря этому окрестные жители назвали счастливую долину «Долиной сокровищ».

Долина сокровищ принадлежала трем братьям: Шварцу, Гансу и Глюку. Шварц и Ганс были старшими братьями. Оба они отличались нелюдимостью и черствостью к людям, а лица у них были замечательно безобразны. Как за свои качества, так и за внешний вид они прослыли всюду под именем «Черных Братьев».

Младший брат, Глюк совсем не был похож на своих братьев. Это был красивый, голубоглазый двенадцатилетний мальчик. Душа у него была добрая, а сердце мягкое и он готов был помочь каждому. Братья не любили Глюка и главным образом за его доброту. Они заставляли его работать на себя, подчас били его, нередко заставляли голодать даже. Нужно, впрочем, сказать, что Черные братья, несмотря на свои богатства, были очень скупы и даже себе во многом отказывали, а уж Глюку и подавно приходилось терпеть.

Братья богатели с каждым годом и становились от этого скупее и еще больше обижали своего младшего братишку.

Так шли дела. Однажды случилось дождливое лето и всюду в окрестностях погибли посевы. В долине же сокровищ все обстояло благополучно. Всюду лили дожди, а в ней светило солнце и Черные братья радовались.

Отовсюду приходили к ним покупать хлеб и каждый уходил от них с бранью и проклятьями. Братья ломили такие цены, что становилось невмоготу, но больше негде было взять хлеба и люди покупали. Бедняки же, у которых не было ничего, попросту умирали под окнами дома Черных братьев, не вымолив у них ни зерна.

Подошла зима. Как-то раз старшие братья ушли из дому, приказав Глюку жарить баранину, никого не впускать в дом и никому ничего не давать.

Глюк сидел у огня. По крыше стучал сильный ливень и стены кухни совсем отсырели от него. Глюк ворочал вертел и мясо уже начало подрумяниваться.

«Жалко, – подумал Глюк, – что братья никогда ни с кем не делятся своим достатком. Пригласи они какого-нибудь бедняка на обед хотя бы и вероятно на сердце у них стало бы легче».

В это время кто-то два раза стукнул в дверь.

 – Ветер верно, – подумал Глюк с грустью, – кто осмелится стучать в хижину Черных братьев.

Стук повторился громче и стал торопливым. Кто-то требовал, чтобы ему открыли. Глюк выглянул в окно.

К его удивлению стучал очень маленький старичок, каких Глюку не приходилось видеть. У незнакомца был широкий, бронзового цвета, нос, круглые, красные щеки и очень веселые глаза, блестевшие из-под длинных ресниц. Усы закручивались длинными кольцами, а серые волосы падали по плечам. Ростом он был в аршин с вершком. На голове его красовался остроконечный громадный колпак, украшенный длинным пером. Черный плащ, раздуваемый ветром, был чуть ли не вчетверо длиннее своего хозяина.

Глюк так удивился, что не мог и слова вымолвить. Старик же стукнул в дверь еще раз и, заметив белокурую головку Глюка, сказал:

– Эй, ты! Не стоять же мне у двери! Впусти – я промок.

На самом деле он промок сильно. Перо колпака опустилось книзу, а с усов вода лилась ручьями.

– Простите, сударь, – сказал Глюк, – мне очень жалко, но я не могу впустить вас.

– Почему не можешь? – удивился старик.

– Братья заколотят меня на смерть. Право я не могу. Что вам угодно?

– Что угодно? – сердито сказал старик. – Я хочу погреться и пообсохнуть. Впусти меня!

Глюк, простояв у окна, сам убедился, что на дворе очень холодно. Глюку жалко стало старика и того, что дрова, горевшие так ярко, сгорят зря, не обогрев никого. Он подошел к двери и впустил старика. Когда маленький человек вошел в дом, пронесся такой порыв ветра, что даже очаг задрожал.

– Вот славный мальчик! – сказал старичок. – Ты не бойся братьев. Я поговорю с ними!

– Нет, не делайте этого, сударь! Вы не должны оставаться до их прихода, иначе они меня поколотят.

– Это неприятно. А до каких пор я могу оставаться здесь?

– Пока не изжарится баранина, а она уже наполовину готова.

Старик молча вошел в кухню и уселся у очага, не снимая ни шляпы, ни плаща.

– У огня вы скоро обсохнете, – сказал Глюк, принимаясь вертеть баранину.

Старик не обсыхал: вода каплями стекала с него в очаг и медленно гасила огонь.

– Извините, сударь, – сказал Глюк, – не позволите ли вы взять ваш плащ?

 – Нет, благодарю, – ответил старик.

 – Ну шляпу вашу?

 – Спасибо, она не мешает мне, – довольно сурово отозвался гость.

 – Но, сударь... вы гасите огонь.

 – Это хорошо. Баранина зажарится не так скоро.

 Глюк удивился гостю: он был то скромен, то резок и суров. Мальчик снова завертел баранину и оба некоторое время молчали.

 – А баранина верно вкусна, – заметил старик, – не дашь ли ты мне кусочек?

 – Не могу, сударь, – ответил Глюк.

 – Я страшно проголодался, так как не ел ни вчера, ни сегодня. Братья не заметят, если отрезать маленький кусочек.

 Он говорил таким печальным тоном, что Глюк разжалобился.

 – Они обещали мне дать кусочек. Его я могу предложить вам, но не больше.

 – Ты хороший мальчик, – сказал старичок.

Глюк наточил нож и согрел тарелку.

Не беда, если они и поколотят меня, подумал он. Но едва он отрезал широкий ломоть, как в двери сильно постучали. Старичок соскочил со своего места, а Глюк в испуге постарался поаккуратнее приладить к баранине отрезанный кусок.

– Что ты так долго держишь нас под дождем? – крикнул Шварц, входя в кухню и кидая в лицо Глюку мокрый зонтик.

– Ах ты негодяй, – прибавил Ганс, награждая Глюка затрещиной.

– Господи помилуй! – крикнул Шварц, увидев старика.

– Аминь! – вежливо раскланялся старик, снимая шляпу.

 – Кто это? – крикнул свирепо Глюку Шварц, хватаясь за скалку.

 – Я не знаю, брат, – ответил испуганно Глюк.

 – Но как он вошел?

 – Дорогой брат, если бы ты видел, как он промок.

 Шварц замахнулся на Глюка скалкой, но в эту минуту старик ловко подставил под удар свою шляпу. Скалка вырвалась из рук Шварца и покружившись упала в дальний угол. Из шляпы же брызнуло столько воды, что она залила весь пол в кухне.

– Кто вы такой? – спросил Шварц старика.

– Чем вы занимаетесь? – промычал Ганс.

 – Я бедный старик, сударь, – проговорил гость. – Увидел огонек, ну и зашел погреться на четверть часа.

– А теперь я прошу вас уйти, – сказал Шварц. У нас не сушильня.

– Но, сударь, нельзя же гнать старика в такую погоду. – Поглядите на мои седины.

– О, у вас волос вполне хватит, чтобы согреть голову.

– Но я голоден. Не дадите ли вы мне кусок хлеба?

– Как бы не так? – крикнул Шварц. – Что вы думаете, что у нас запасен хлеб для таких красноносых попрошаек.

– Отправляйтесь! Продайте свое перо и будет хлеб! – посмеялся Ганс.

– Но дайте мне хлеба кусочек.

– Вон! – крикнул Шварц.

– Но, господа...

– Убирайся вон! – крикнул Ганс, хватая старика за шиворот.

Едва Ганс прикоснулся рукой к старику, как тотчас же полетел, кружась по комнате, и упал в угол на скалку. Шварц тоже кинулся к старику, но и его постигла участь брата. Так они и остались друг на друге.

 Старичок закружился в другую сторону. Плащ обвился вокруг него ровными складками. Он остановился и сказал хладнокровным тоном:

 – До свидания, господа! В полночь я вернусь, но, так как вы приняли меня очень скверно, то это посещение мое будет последним.

Дверь с треском распахнулась и потом захлопнулась за стариком.

Братья, оправившись от испуга, принялись за еду, предварительно выгнав Глюка в подвал. Пообедав, они завалились спать.

И ночка же выдалась! Ветер бушевал и дождь лил без устали. Братья, хотя и были пьяны, но однако, ложась спать, позаботились закрыть дверь и ставни. Спали они в одной комнате.

Ровно в полночь страшный треск разбудил их. Дверь распахнулась и дом затрясся до основания.

– Что это? – вскочили братья.

 – Это я! – отозвался старичок.

Комната была наполнена водой. При тусклом свете луны они увидели большой шар из пены, кружившийся в воздухе. На шаре, словно на пуховой подушке, сидел старичок в своем колпаке, которому уже крыша не мешала прямо сидеть на голове, потому что она была снесена.

– Жалко, что мне пришлось беспокоить вас, – с насмешкой сказал старик, – Опасаюсь, что ваши постели немного подмокли. Советую вам перебраться в комнату брата: в ней я не тронул потолка.

Братья не дожидались повторения этих слов и бросились в комнату Глюка.

– Карточку мою вы найдете на столе в кухне, но помните, что больше я не навещу вас! – крикнул старик.

 – Дай Бог! – отозвался перепуганный Шварц.

Пенный шар пропал.

Когда рассвело, братья выглянули из окошка Глюка и пришли в ужас: Долина сокровищ была разрушена и опустошена. Все, что лишь только было на ней – исчезло. Остался лишь красный песок вместо плодородной почвы. В доме тоже ничего не осталось: запасы хлеба, деньги, все пропало, все было унесено водой. Только из вещей Глюка ничего не было тронуто, да в кухне остался стол, на котором лежала бумажка. На ней размашистым почерком было написано: «Господин Юго-Западный ветер».